— Ты наверняка говорил то же самое всем девушкам, — запротестовала она, но уже несколько сдаваясь.
— Нет, правда, честное слово. Я думаю, что ты грандиозна. И я это говорю не потому, что мы с тобой сейчас вместе (ну что ж, лучше употребить такой мягкий оборот, чем просто и грубо ляпнуть: «Потому что собираюсь тебя сейчас трахнуть»)… а потому, что если тебе не хочется, то мы тут же прекратим. («Еще есть время, говори сразу, чтобы я мог прервать акт и спокойно пойти на работу».)
— Хм, так все парни говорят, — с трудом выдохнула из себя блондинка, в то время как пальцы Хью уже полегоньку ползали по внутренней поверхности ее бедер. Она уже явно начинала сдаваться.
— Нет, правда, я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Это не значит, что у меня не было женщин, ты же понимаешь. Я такой парень, которому постоянно нужны женщины.
Господи, слышала бы его сейчас Фрэнки! Наступила пауза. С каждой минутой блондинка слабела все больше. Вот-вот он ей докажет, на что способен такой парень, как он.
— А я бы все равно хотела, чтобы мы сперва узнали друг друга получше… гораздо лучше…
«Да заткнись ты со своей чушью, надоело! Сыт по горло!»
— Ты правда хотела бы этого?
Он едва ли не слышал своими ушами, как в сейфовом замке со скрипом поворачивается ключ. Он подступался все ближе… ближе… Ее ноги уже слегка разошлись в стороны.
— Мне кажется, ты относишься к тому типу девушек, в которых я могу влюбиться по-настоящему. — Это был его финальный, завершающий аккорд. Он сработал.
— О-о-о-х!
Словно пробка из бутылки с шампанским, блондинка издала пронзительный вопль и крепко впилась ногтями в его ягодицы… Полный финиш!
Наконец-то! Хью триумфально хмыкнул. Преграда взята! Он ее одолел. Он вошел внутрь.
— Просто не знаю, как тебе в этом признаться, но представляешь, я беременна три месяца! — выпалила Рита. Ее верхняя губа дрожала.
— Беременна?
Рита плаксиво кивнула:
— Причем близнецами.
— Господи помилуй! — прошептала потрясенная Фрэнки.
— Но тут есть еще кое-какие обстоятельства. — Рита замолчала, чтобы вытереть слезы, которые катились у нее по щекам. — Доктора сказали, что мне осталось жить шесть месяцев.
Молчание.
— Ты о чем сейчас думаешь? — спросила Рита, швыряя сценарий «Малибу мотеля» поверх ресторанного меню.
— Я думаю о том, что эта роль наверняка твоя, — улыбнулась Фрэнки. — После завтрашнего просмотра нам придется сказать прости-прощай, безработная актриса, и да здравствует новая мыльная звезда! Ты просто великолепна, детка.
— Правда? — Рита счастливо заулыбалась, чувствуя себя очень довольной собой. — То есть ты считаешь, что у меня получилось убедительно?
— Не очень, — слукавила Фрэнки, — но разве в этом соль? Ты ведь претендуешь на роль в американской дневной мыльной опере. А из того, что я видела дома по пятому каналу, я вынесла убеждение, что их игру, в принципе, нельзя назвать реалистичной, ты меня понимаешь? — Она взяла в руки сценарий и пролистала первые несколько страниц, особо обращая внимание на ремарки на каждой странице. — Насколько я полагаю, про твою героиню, Кимберли Картье, известно, что она беременна близнецами и умирает от какой-то мистической болезни, но при этом у нее еще есть время, чтобы убить своего мужа, завести интрижку с женихом своей лучшей подруги и поуправлять крупнейшей империей моды. Давай поговорим об этом последнем эпизоде. Как ты думаешь, что она собирается делать дальше? Баллотироваться в президенты?
— Ну, я не знаю, — булькнула в ответ Рита, потягивая из стакана воду. — Может быть, встать под душ и понять, что все это — просто чепуха собачья.
Они посмотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, начали вместе хохотать, расплескивая воду из стаканов по всему столу.
Они сидели возле ресторана «Хэнкеринкс» на площади Заходящего Солнца, где были сосредоточены целые созвездия весьма привлекательных ресторанчиков, сверхмодных кафе и бутиков, где сновало множество покупателей и — что совершенно необычно для Ла-Ла — пешеходов, которые превращали площадь в настоящий оазис среди перегруженной транспортом, бетонной пустыни бульвара Заходящего Солнца. По чистой случайности — и не имея никаких знакомств «в индустрии» — они ухитрились занять один из самых привлекательных столиков под открытым небом, откуда им было все хорошо видно, и они также находились на всеобщем обозрении.
А посмотреть здесь было на что. В «Хэнкеринксе» любили бывать все сливки Лос-Анджелеса: директора и продюсеры за огромными салатами «Цезарь» обсуждали здесь проекты высокобюджетных кинокартин; жены обитателей Беверли-Хиллз, шитые-перешитые, тянутые-перетянутые, так что было непонятно, осталось ли у них еще хоть одно нетронутое скальпелем место, над стаканами «Пеллегрино» обменивались карточками хирургов и заглядывали в свои золотые пудреницы от Шанель, чтобы обозреть и получше замаскировать свои полученные за последний месяц шрамы от подтяжек; молодые, гимнастического вида офицеры полиции сидели в своем тесном кругу, ели замысловатые мексиканские сандвичи и решали дела с помощью сотовых телефонов; а в самых дальних концах ресторана сидели прячущиеся под огромными солнечными зонтиками, черными очками и бейсбольными кепками знаменитые голливудские актрисы, тоскливо тыкающие вилками в приготовленные на пару — «без масла, соли и специй» — рыбу и овощи. В беспомощной попытке убрать очередные семь фунтов лишнего веса ради получения очередного многомиллионного киноконтракта они всегда пребывали на какой-нибудь стадии модной протеиновой диеты и поэтому с жадностью провожали глазами проплывающие мимо их носа блюда с жареной рыбой, чьи бока блистали всей своей нездоровой, но столь притягательной, сдобренной жиром красой. Эти блюда проплывали не куда-нибудь, а на соседние столики, а если еще точнее, то на один из столиков, за которым сидели, разумеется, Рита и Фрэнки. Потому что кто же еще будет заказывать в Лос-Анджелесе жареную рыбу?